По одному из коридоров этого крупнейшего в США после Пентагона правительственного здания шел молодой человек в хорошо сшитом темно-синем костюме. Молодой человек мог бы служить идеалом мужской красоты: светлые вьющиеся волосы, голубые глаза, высокий лоб, крепко сжатые губы и несколько выступающий волевой подбородок. Ну и разумеется, рост за метр восемьдесят пять.
Не постучав, молодой человек открыл дверь, на которой значился номер из четырех цифр, и вошел в кабинет. За столом сидел немолодой мужчина, лицо которого было изборождено морщинами, а лоб пересекал длинный шрам. Относительно происхождения этого шрама среди сотрудников ЦРУ кружили разные слухи, сам же Джон Хантер скромно пояснял, что шрам — след от японского меча, когда он, Хантер, с двумя товарищами бежал из японского лагеря для военнопленных на Минданао. Недруги же утверждали, что шрам остался просто-напросто после удара бутылкой в одном из кабачков Сингапура. Истину вряд ли кто установит…
Войдя в кабинет высокого начальства, молодой верзила небрежно кивнул головой хозяину кабинета и повалился в удобное низкое кресло у стола, заметив при этом, что неплохо было бы хлебнуть глоточек в эту чертову жару.
— Ты почему опаздываешь? — хмуро поинтересовался начальник, который, по всему видно, находился в плохом настроении. — Уже больше часа тебя жду.
— Думаешь, так просто добраться сюда из Вашингтона? Пешком дошел бы быстрее.
— Ну и шел бы пешком!
Молодого красавца настроение начальства не смущало.
— Босс изволит гневаться?
— Как тут не гневаться, когда тебя заставляют творить чудеса!
— Какие чудеса?
Полковник ответил вопросом на вопрос:
— Ты слышал о том, что шведы продали полякам лицензию на обогащение урановых руд?
— Тоже мне событие!
— Вот именно — событие. Тем самым важная тайна становится достоянием одного из государств восточного блока.
— Думаю, наши бомбы и без того не хуже русских.
— Наверняка получше, но дело не в этом. Мы тоже были не прочь приобрести шведскую лицензию.
— И почему же не приобрели? Дядюшка Сэм на такие покупки денег не жалеет.
— Потому что нам шведы не захотели ее продать.
— А полякам захотели?
— Да, захотели, потому что поляки пошли на их условия. Шведы потребовали от нас отчета в каждом грамме произведенного по их лицензии урана, да еще подписанного на бумаге обязательства, что все эти граммы пойдут исключительно на мирные цели.
— Ну так надо было подписать. Разве мало соглашений наподписывал наш президент, из которых ни одно не соблюдается?
— В данном случае финт не удастся. Шведы оставляли за собой право жесткого контроля.
— И все равно не понимаю, зачем нам еще шведская лицензия. В нашей стране, слава Богу, полно урана, да еще мы пользуемся разработками его чуть ли не во всех частях света.
— Дело не столько в количестве уранового сырья, сколько в стоимости его эксплуатации. Шведский метод баснословно дешев. Поэтому и нужно раздобыть его секрет.
Блондин усмехнулся.
— Понял. Надо поехать в Швецию и доходчиво объяснить парням, чтобы они отдали свои секреты нам, а не этим нехорошим полякам.
— Да, что-то в этом роде. В Стокгольме, в гостинице «Минерва-палас» будут проживать два польских ученых-ядерщика. Именно им шведы откроют свои секреты. Надо будет заняться этими поляками, улучить момент и покопаться в их бумагах. Перефотографируешь и дело с концом.
— Пустяки! — присвистнул блондин. — Я просто поговорю с парнями, думаю, не откажут мне.
— Как ты это сделаешь — твое дело, Джек. Но помни, задание чрезвычайной важности.
— У меня будут помощники?
— Этот вопрос мы еще рассмотрим, но сам не вздумай искать их среди сотрудников нашего посольства. Впрочем, посольские о тебе не будут знать, ты явишься в Стокгольм не американцем…
— … а кем же?
— Гражданином ФРГ.
— Ничего себе! Тем самым я сразу же привлекаю к себе пристальное внимание шведской разведки, разве не понятно? Да и наши друзья-союзники из ведомства генерала Весселя сразу же меня засекут.
— Ну и пусть. Контрразведка из ФРГ нам не страшна.
— Ага, понимаю, — если я попадусь, вы останетесь в стороне, ведь будут считать, что влип вессельский выкормыш. Ничего не скажешь, ловко придумано.
— Зато если не попадешься, обеспечишь себя на всю жизнь.
— Так как насчет помощников? Неужели не можете найти ни одного подходящего парня?
— Будешь поддерживать с нами связь, в случае необходимости поможем, но действовать придется в одиночку.
— Что-то крутите, шеф. Не похоже на вас, чтобы на такое дело посылали одного человека, уж я-то знаю.
Полковник Хантер несколько смешался.
— И в самом деле, из парней ни одного не удалось подобрать…
Джек правильно понял своего начальника.
— А из девушек?
— Ты прав, дело слишком серьезно, и мы не можем ограничиться одним человеком.
— Итак, параллельно со мной будет действовать наша агентка, я буду мешать ей, а она станет путаться у меня под ногами. Нечего сказать, умно придумано! Если каждый из нас будет действовать на свой страх и риск, ничего хорошего из этого не выйдет. Знаете, сколько разного рода девиц крутится в таких отелях? Одна мечтает встретить миллионера и выскочить замуж, другая — познакомиться с известным кинорежиссером, третья просто искательница приключений. И я при встрече с каждой буду думать — а не эта ли? Так сказать, коллега… Очень просто в этой толкучке напороться, например, на агентку из Пуллаха, тем более, что я ведь буду немцем. Нет, нам надо действовать вместе с этой девицей. Или вы считаете, что не худо и воспользоваться содействием немцев?
— Ни в коем случае. Тайной катализатора мы не намерены делиться ни с кем. И каждый, кто нам помешает — наш враг!
— Ну, наконец-то сказано прямо! Первые умные слова за все утро.
Начальник не разгневался, он знал своего агента и высоко ценил его. Еще бы — надежный и безумно храбрый, он уже справился не с одним трудным заданием. А то, что немного распускает язык — пустяки. Разговор с агентом Джеком полковник ЦРУ закончил так:
— Если я все-таки решусь направить в Стокгольм одну из наших девушек, ты ее узнаешь благодаря вот этой штуке.
И полковник вынул из ящика стола маленький кулон на золотой цепочке, с изображением головки египетской царицы Нефертити.
Продемонстрировав опознавательный знак, полковник спрятал его и закончил:
— Вот и все, Джек, что я собирался тебе сообщить. Технические детали согласуешь с Уоллесом. Желаю тебе успеха и до скорого свидания!
Мальмё, издательский комплекс, 22 июня
На окраине Мальмё, на Стокгольмсвеген, автостраде, соединяющей Стокгольм с Мальмё привлекает внимание высокое красивое здание. Даже проносясь мимо в потоке машин, можно заметить сквозь гигантские окна множество работающих печатных машин, заполняющих весь первый этаж. Остальные четырнадцать этажей этого ультрасовременного здания занимают редакции крупнейших шведских газет: «Сюдсвенска Дагбладет» и вечерней «Квельспостен». Обе газеты по праву гордятся своим издательским комбинатом, который и в самом деле является одним из самых современных в Европе.
Кабинет главного редактора помещается на седьмом этаже, по левую руку, как выходишь из лифта. Хозяйка большой приемной, секретарша редактора, тщательно сортирует посетителей, а бывалые журналисты, сотрудники редакции, знают способ обойти этого цербера: к редактору можно проникнуть и через вторую дверь, выходящую прямо в коридор. Именно этот путь избрал Свен Бреман.
Свен Бреман заслуженно пользовался славой «короля репортеров». Своими высокими тиражами и большой популярностью «Квельспостен» в значительной степени была обязана блестящим статьям этого журналиста, который не только обладал невероятной способностью раскапывать сенсации, невероятной энергией в погоне за ними, но и умел довести их до читателя в самой что ни на есть увлекательной форме.
Совершенно не смущенный тем обстоятельством, что редактор, склонившись над письменным столом, трудился над статьей, по всей вероятности, передовицей к завтрашней «Сюдсвенска Дагбладет», Свен удобно устроился в кресле напротив шефа и небрежно бросил:
— Еду в Стокгольм.
Шеф не стал задавать глупых вопросов, зачем да с какой целью едет в столицу его подчиненный. «Король репортеров» уже давно находился в редакции на особых правах и пользовался привилегией ехать туда, куда считал нужным, и делать то, что он находил нужным. И каждый раз газета оказывалась в выигрыше. Вот и теперь редактор лишь поинтересовался, надолго ли.
— Не знаю, — ответил Бреман, — возможно, недели на две.
— Наклевывается что-то интересное?